Господин Павловский
сидел за столом и
завтракал. Рядом в
длиннополом халате,
обхватив плечи руками, как
это делают зябнущие люди,
стояла его жена, очень
красивая, почти не
тронутая годами женщина.
В это время она обычно
спала, но сегодня, по не
понятной для мужа причине,
решила поприсутствовать
при его утренней трапезе,
отчего Павловский
чувствовал себя несколько
неловко.
- Люсечка, что-то случилось?
- Ничего. Ты же хотел, чтобы
мы завтракали вместе? -
улыбнулась жена.
- Ну, коли так,
положи себе чего-нибудь.
Прислуга приходила в дом
Павловских только по
выходным и в праздничные
дни. В будни же Павловские,
не обремененные заботами о
детях, которых они не
удосужились завести,
обслуживали себя сами.
- Не хочу. Ты не забыл, о чем
вчера я тебя просила? -
сказала Люсечка, наливая
мужу чай из пузатенького,
разрисованного цветочками
заварника.
- Ведь прекрасно знаешь,
что я никогда и ничего не
забываю, - Павловский с
шутливой укоризной
посмотрел на жену.
- Хорошо, хорошо. Только
заехать к ней необходимо
утром.
- Как утром? - вытерев рот
белоснежной салфеткой,
Павловский встал из-за
стола и, чмокнув жену в
лобик, добавил:
- У меня же, Люсечка,
буквально каждая минута на
вес золота.Павловский
громко рассмеялся,
посчитав свои последние
слова за очень удачный
каламбур.
Он был немолод, толст и
сказочно богат. Фирма,
возглавляемая Павловским,
занималась цветными
металлами, в том числе и
золотом.
Именно эти факты его
биографии в самом скором
времени сыграют с ним злую
шутку, если, конечно,
смерть от девяти граммов
хоть и цветного, но далеко
не драгоценного металла
можно отнести к разряду
развлечений.
- Ладно. Заеду, - сдался под
умоляющим взглядом жены
Павловский. - Но почему
утром? После службы нельзя?
- В десять утра у нее
самолет. А ждать, когда она
вернется, я просто не хочу.
Я не могу ждать. Понимаешь?
Миленький, заедь. За это я
тебя... Нет, это будет мой
секрет. Приедешь вечером -
узнаешь, - подав мужу
пальто, Людмила слегка
подтолкнула его к двери. -
Ну, опоздаешь.
Закрыв за мужем дверь, она
поспешила, насколько это
прилично даме ее
положения, к телефону.
Владелец набранного
номера ответил сразу.
- Алё, это я, - промурлыкала
Людмила в трубку,
развалясь в необъятном
кресле из натуральной кожи
небесного цвета, положив
при этом ногу на ногу с
такой грациозностью,
словно человек на другом
конце провода не только
слышал ее, но и видел. Ноги
же у Люсечки были
необыкновенно стройны и
красивы. В свои сорок с
небольшим (или большим?)
она носила исключительно
коротенькие юбочки, а если
вдруг длинные, то
обязательно с
оглушительным разрезом,
чтобы не лишать мужчин
удовольствия наслаждаться
незаурядной красотой
своих нижних конечностей.
- Да, уехал. Ой, извини,
кто-то пришел. Я перезвоню.
Как не надо? Уходишь? Ну,
целую.
В прихожей стоял
Павловский.
- Ты почему вернулся? -
после легкого испуга,
какой появляется у
застигнутого врасплох
мелкого воришки, на лице
Людмилы выступила ничем не
прикрытая неприязнь, если
не сказать ненависть.
Павловскому нестерпимо
захотелось вскипеть, но он
усилием воли сдержал себя:
- Почему, почему! Поеду на
своей.
- А что твой?
Павловский персонального
шофера называл не иначе
как "мой" и никогда по
имени.
- Что-то дома стряслось.
Мать при смерти или что-то
в этом роде. Короче, я его
отпустил. Подай ключи от
машины.
- Все у него не слава Богу, -
расслабившись, произнесла
Людмила.
- А ты чего перепугалась?
Видок, словно кур воровала,
- почувствовав изменение в
настроении жены,
Павловский попытался
настроить разговор на
мирный лад.
- Можешь не хамить хотя бы
утром, - выкрикнула
Люсечка, не желая
примирения, и, подхватив с
тумбочки ключи от джипа с
брелоком в виде слона,
сотворенного из чистого
золота, протянула мужу, не
глядя в его сторону.
- Ну, вас, баб, не поймешь, -
Павловский было собрался
дать точное определение
всему прекрасному полу, но,
махнув рукой, отправился
за машиной.
- Старый придурок, -
процедила сквозь зубы Люся
и, запихнув руки по самый
локоть в карманы халата,
отправилась в спальню, где
ее ждала еще не остывшая
постель.
"Не дал поговорить, черт.
Нет, я сдохну от тоски.
Когда это все кончится...
Протележится, пень, а я
останусь, как дура..." -
мысли Люси все больше
теряли стройность, и она,
кутаясь в нежно-розовое
одеяло, заснула.
Сквозь щелочку меж плотно
сдвинутых тяжелых гардин
солнце лазерной иглой луча
коснулось кончика прямого
аккуратного носика спящей
Люсечки, женщины
удивительной, в которой
бесконфликтно уживались
беспросветная глупость с
животной практичностью,
феноменальное равнодушие
с бешеной страстью, и все
это на фоне настораживающе
безупречной красоты.
Купаясь в деньгах и
нарядах, измученная
вниманием мужчин, она
мечтала о счастье, а о
каком, эта женщина не имела
никакого представления.
* * *
Коттедж Павловских,
вызывающе торчащий
средневековым замком
среди других, более
скромных строений
престижной части города,
имел зимний сад, бассейн и
два гаража: для новенькой
"Мазды" Люсечки и для
джипа Павловского.
Войдя в свой гараж,
Павловский недовольно
фыркнул. Его красный
"Форд Эксплоер" стоял
не то чтобы грязный, но
сильно запыленный. Грузно
втиснувшись за руль,
Павловский включил
зажигание. Стартер со
стоном попытался
провернуть вал джипа, но
энергии аккумулятора явно
не хватало.
- Что за день! Ну я ему
устрою, работничку... -
Павловский, матеря своего
шофера, еще раз попытался
завести машину. В конце
концов стартер перестал
подавать признаки жизни.
- Говно американское, - и
торговец драгметаллами
так хлопнул дверцей, что у
джипа чуть не выпали фары. -
Еще ехать к этой дрянной
модистке.
Он было полез в карман за
сотовым, чтобы вызвать
машину с фирмы или такси,
но невезение уже приняло
фатальную окраску -
телефона на месте, конечно
же, не оказалось. Идти за
ним в дом ему не хотелось. А
о том, чтобы взять
"Мазду" жены, не могло
идти и речи. У них был
давний уговор - каждый
пользуется только своей
машиной. Его, конечно,
можно было и нарушить, но
только не сегодня.
"Если она еще раз так
поглядит на меня, я ей
точно по роже заеду", -
подумал Павловский и,
чтобы не искушать судьбу,
пошел ловить такси или кто
там попадется.
* * *
Весенний ветер
еще был холоден. Под ногами
хлюпало. Традиционная
российская грязь себя
вольготно чувствовала и у
жилища миллионера.
Встав на самый край дороги,
Павловский, вяло помахивая
рукой, стал останавливать
машину. Как назло,
проезжали только солидные
иномарки, владельцы
которых, даже не смотрели в
его сторону.
- Зажрались, падлы, - зло
матерился возмущенный
Павловский, уже размахивая
рукой, держа как жезл
десятидолларовую бумажку.
Ветер подул сильнее. Полы
черного кашемирового
пальто Павловского
развевались и хлопали, как
оборванный парус.
Дорога стала подсыхать, но
прохожие все равно
смотрели на Павловского,
как на человека редкой
смелости.
Городские улицы, точнее
их проезжая часть, в это
время года как никогда
опасны и непредсказуемы.
Особенно те участки, на
которых расположились
небольшие ямочки в
асфальте, наполненные в
лучшем случае водой, ну, а в
худшем - жидкой грязью, в
любой момент готовые
выстрелить своим
содержимым в беззащитных
прохожих.
Павловский, давно перешедший
в разряд автомобилистов, а
потому напрочь забывший об
этой "подлости" дорог,
стоял как раз напротив такой
премиленькой ямочки с мутной
жидкостью. В конце концов
колесо одной из проезжавших
машин, а точнее - черного БМВ,
накрыло эту дорожную
"мину", выдавив на
Павловского все ее содержимое.
- Ё-к-л-м-н, - вознегодовал
Павловский, брезгливо вытирая
ладошкой грязь с холеной щечки.
БМВ, резко "клюнув"
капотом, остановился и стал
сдавать к месту происшествия.
Стекло передней правой дверцы
плавно опустилось.
- Вы куда-то спешите? - На
Павловского смотрела, виновато
улыбаясь, очень симпатичная
мордашка девушки лет так
двадцати пяти. - Садитесь. Я вас
подвезу.
- Поехать, что ли, - разглядывая
грязную ладонь, вслух подумал
торговец золотом. Достав из
кармана беспощадно
отглаженной носовой платок,
Павловский тщательно вытер им
лицо, затем руки и, скомкав,
бросил себе под ноги. - Трогай,
крошка.
"Уж не такая я и крошка", -
подумала девушка, хотя ей очень
понравился этот эпитет из уст
модно одетого крепкого
старикана с умными глазами.
Вслух же она сказала:
- Исключительно правильное
решение. Обрызганным мною
пассажирам - солидная скидка.
Машина тронулась плавно и
бесшумно, словно океанский
лайнер от причала.
- Куда едем, пострадавший? -
осведомилась девушка тоном
автоинспектора.
Пассажир махнул рукой в
направлении неизвестности,
дескать, пока прямо, а там
посмотрим.
Желание поскандалить у
Павловского потихоньку
угасало. Укачиваемый добротной
немецкой подвеской, через
несколько минут он, уже
развалясь, равнодушно
разглядывал носки своих
лакированных туфель,
испачканных коричневатой
грязью.
- Открой окно! - рявкнул было
испорченный властью пассажир,
но тут же, сообразив, что как-то
неуместно командовать в чужом
автомобиле, просительно
добавил: - Душно.
- Вы что, сердечник? - как бы в
отместку за бестактность
спросила девушка.
- Не дождетесь! - ответил
Павловский, и они весело
рассмеялись.
Отдышавшись от смеха,
Павловский произвольно
скользнул жуликоватым
взглядом по ногам водителя,
ловко нажимающим на педали, и,
удовлетворенно хмыкнув, опять
было принялся разглядывать
носки своих туфель, как вдруг
почему-то на душе у него стало
невыносимо муторно и виновато.
- Ах, Люся, Люся, - вслух
посетовал Павловский, отнеся
свое внутреннее беспокойство
на ее счет.
- Поругались с женой? - прочитав
мысли пассажира, спросила
девушка.
- Как тебя звать? - словно не
услышав вопроса, произнес
Павловский.
- Допустим, Натали, - сказала
девушка и слегка покраснела за
свое "допустим".
Уж больно игриво и не к месту
оно прозвучало. Она украдкой
посмотрела на пассажира и,
удостоверившись, что он ни- как
не истолковал ее ответ, приняла
первоначальную окраску.
У нее были крупные чувственные
губы, светлые, почти белые,
волосы и серые, с длинными
ресницами глаза. От нее веяло
обаянием и уверенностью.
- Так вот, Наташа, у меня
красивая, как и ты, жена...
Кстати, сейчас сверни направо,
потом на Тимуровцев. ...Только
постарше, естественно, - вяло
улыбнувшись, почти прошептал
Павловский. - Красивая,
спятившая с ума баба.
- Многие красивые женщины со
странностями, - сказала
назидательным тоном Натали.
- Вот-вот, со странностями, -
оживился Павловский. Ему
нестерпимо захотелось излить
душу этой бойкой и смышленой
девушке, которой, как ему
показалось, можно доверять. -
Представляешь, утром
проснулась ни свет ни заря,
чего с ней никогда не
случалось. Поднялась, можно
сказать, позавтракала со мной,
чего тоже никогда не было.
Ласковая такая. Мило меня
проводила, только что не
расцеловались. И вот тут же,
минут через пять, я возвращаюсь
за ключами от машины, ее просто
не узнать. Злая, наговорила
всякой ерунды да еще чуть
взашей не вытолкала. Что к чему?
Павловский опять насупился. В
груди у него вовсю ныло. К горлу
подкатывала тошнота.
Наташа от исповеди пассажира
посерьезнела и, как могло
показаться со стороны,
насторожилась:
- Бывает. Может, вы ее чем-то
обидели?
- В том-то и дело, что нет. Здесь
остановись. Кажется, приехали, -
Павловский, озираясь, покрутил
головой. По всему было видно,
что он приехал сюда впервые.
- Вас подождать, или это
конечный пункт?
- Не конечный, но ждать не надо.
Если что-нибудь потребуется
моей новой знакомой, она может
позвонить по этому телефону, -
через силу улыбнувшись,
Павловский подмигнул девушке и
протянул визитку.
* * *
Дом, в который он спешил, был
расположен внутри квартала.
Скромная, каких тысячи по все
России, серая пятиэтажка с
крохотными балкончиками и
бабушками у подъезда.
"Должно быть это здесь", -
рассуждал Павловский и, достав
из кармана кусочек бумаги,
сверил написанный на нем адрес
дома. Удостоверившись, что
перед ним то, что нужно, вошел в
сырой, пахнущий кошачьей мочой
подъезд.
Когда до третьего этажа, где
располагалась нужная, двадцать
третья, квартира, оставалось
две ступеньки, за его спиной
раздался хлопок. Торговец
золотом резко обернулся.
- Ты! - Павловский сморщился от
боли и кулем повалился на
ступени.
***
Дом, в который он
спешил, был расположен внутри
квартала. Скромная, каких
тысячи по все России, серая
пятиэтажка с крохотными
балкончиками и бабушками у
подъезда.
"Должно быть это здесь", -
рассуждал Павловский и, достав
из кармана кусочек бумаги,
сверил написанный на нем адрес
дома. Удостоверившись, что
перед ним то, что нужно, вошел в
сырой, пахнущий кошачьей мочой
подъезд.
Когда до третьего этажа, где
располагалась нужная, двадцать
третья, квартира, оставалось
две ступеньки, за его спиной
раздался хлопок. Торговец
золотом резко обернулся.
- Ты! - Павловский сморщился от
боли и кулем повалился на
ступени.
- Пора, - Ядвига Воронова,
пятидесятилетняя
портниха-надомница,
полногрудая, с немного
широковатыми для ее невысокого
роста плечами женщина, еще раз
оглядев квартирку на предмет -
все ли выключила, тяжко охнув,
приподняла дорожные сумки,
набитые вещами и продуктами.
Последние полчаса она сидела,
как на иголках. Через два часа
улетал ее самолет в Казахстан,
где жила портнихина сестра, а
покупательница шкурки рыжей
лисы все не появлялась.
- Вот ведь какая обманщица, -
сетовала портниха.
Объявление о продаже Ядвига
поместила в газету еще две
недели назад. Шкурка была
большой и красивой, и портниха
рассчитывала взять за нее
хорошую цену. Но позвонили
только вчера. Это была женщина.
Они приятно поболтали.
Незамужняя Ядвига, часто
сидевшая одна дома за шитьем,
не упускала любой возможности
поделиться своими новостями с
кем угодно и когда угодно и
потому не- удивительно, что к
концу разговора позвонившая
была в курсе всех дел портнихи.
Завершая разговор, Ядвига
торжественно сообщила расклад
по времени:
- У меня завтра в двенадцать
самолет, регистрация за час и
час добираться, если ничего не
случится. Так что, если
надумаете покупать, жду до
десяти.
Выйдя на лестничную площадку,
Воронова увидела соседок,
склонившихся над лежащим на
ступенях мужчиной.
- Ну когда же это кончится!
Нашли распивочную. Еще день не
начался, а он уж готов,
миленький, - возмущенно ворча,
Ядвига спустилась к соседкам, с
трудом волоча поклажу.
- Готов, - утвердительно
закивали головами старушки, -
мы уж и милицию вызвали.
- Так он что, совсем готов? -
выронила из рук сумки портниха.
- Совсем. Вон уж и милиция
приехала, - старушки, семеня,
расступились, пропуская к
лежащему мужчине блюстителей
порядка. Вообще-то в форме был
только долговязый, в тщательно
выглаженных брюках младший
лейтенант, с узким, похожим на
топор, лицом. Остальные трое
были в штатском и без собаки,
что сразу отметили старушки.
- Прошу не расходиться, то есть
никого не уходить, - громко
объявил невысокий полноватый
парень в дешевой сомнительного
рыжего цвета кожаной куртке на
пуговицах, с почти такого же
цвета волосами, хотя он точно
знал, что бабушек и палкой не
разгонишь. - Всех, кто видел
что-нибудь связанное с
убийством, прошу подойти ко
мне.
Он вытащил из нагрудного
кармана обтрепанный блокнот и
приготовился записывать.
Старушки подошли все
одновременно и стали его
убеждать, что ничего не видели,
только то, как вошел в подъезд
холеный старик, а за ним
какой-то человек, который сразу
вышел. А вот мужчина он или
женщина, они сказать не могли:
- Какой-то
неопределенный человек.
- Во что он был одет, не
запомнили?
- В пальто, длинное такое.
На ногах высокие сапоги.
Шляпа с полями, как бабы
носят. А вот походка вроде
как у мужика.
- А на лицо он был какой?
Смуглый, белолицый, нос
какой?
- Чего не видели - того не
видели. Он с нашей стороны,
где мы обычно сидим на
лавочке, за щеку держался.
Вроде как зуб болит.
- Так все-таки - "он"?
- Ну, то есть человек.
- А вы, гражданка, что
можете сообщить полезного
следствию? - обратился
рыжеволосый к Ядвиге.
- Я? Ничего. Я только что
подошла.
- Вы его знали или
когда-нибудь видели? - показал
он пальцем на убитого.
Ядвига на цыпочках подошла к
лежащему мужчине:
- Нет, это не мой клиент.
- Как вас понимать? -
настороженно включился в
разговор высокий, крепкого
телосложения мужчина в сером
нараспашку плаще. В зубах он
держал трубку вишневого цвета.
- А вы, простите, кто? - с
перепугу спросила Ядвига.
- Майор Сорин Сергей
Николаевич, - ответил мужчина и,
забавно шевельнув густой
щеточкой усов, добавил: -
Следователь.
- Ядвига Степановна, - в свою
очередь представилась
Воронова. - Я хотела сказать,
что я портниха-надомница и это
не мой, простите, клиент.
- Понятно, - буркнул Сорин, не
вынимая трубку изо рта.
- Что выносим? - скосил глаза на
Ядвиговы сумки рыжеволосый.
- Да вот к сестре в Казахстан
собралась. Гостинцы везу. У них,
пишет, все жутко дорого. Вы не
могли бы мне подсобить?
- Я вообще-то не за этим сюда
приехал, - заартачился
рыжеволосый.
- Лейтенант, помогите даме, -
начальственно распорядился
Сорин.
- Почему я, Серёж? Пусть Васька
отнесет, - кивнул рыжеволосый
на младшего лейтенанта, - все
равно ни хрена не делает.
Но майор Сорин был неумолим.
- Ты, мать, кирпичи, что ли, в
Казахстан везешь? - ворчал
возмущенный несправедливостью
начальства рыжеволосый
лейтенант, прогнувшись под
сумками Ядвиги.
- Три кило копченой колбасы,
восемь банок говяжьей тушенки,
сгущенки десять банок, конфет
четыре килограмма. У моей
сестры четыре мальчика. Так
каждому по килограмму, -
щебетала счастливая
портниха-надомница, налегке
сопровождая лейтенанта.
Выйдя на улицу,
рыжеволосый проявил верх
галантности, усадив Ядвигу
в пойманную им
"Волгу", при этом
наказав водителю денег с
дамы не брать.
- Ну, спасибо тебе, паренек,
- расплылась в улыбке
Воронова.
- Не паренек, а лейтенант
Пронькин. Привет
дружественной державе.
И "Волга" укатила,
увозя портниху-надомницу
Ядвигу Степановну
Воронову.
- Отправил? - осведомился
Сорин.
- Так точно, товарищ майор, -
козырнул Пронькин.
- Хорошо. Слава, посмотри, что у
убитого в карманах, - обратился
Сорин к третьему в штатском.
- Да вот смотрю. У него тут
столько всего. - Слава с явным
удовольствием потрошил
карманы убитого. Если бы Славу
застали одного за этим
непривлекательным занятием, то
явно приняли за
подростка-хулигана: столь
непрезентабельно он выглядел -
потертые джинсы и копна черных
волос. - О, да это просто золотой
мальчик. Павловский Иван
Иванович, директор фирмы
"Телец".
- Опа! А чего это он забыл в
столь непрестижном домишке? -
потер переносицу Сорин, что
было явным признаком
бесплодных раздумий.
- Да уж зачем-нибудь зашел, -
глубокомысленно заметил
младший лейтенант Вася.
- Ну, что там у него еще? - майор
был явно озадачен. Человечек-то
не рядовой. Такого ухлопать
могли по любому поводу.
Слава, раскладывая, не
торопясь, на полу вещи убитого,
перечислял:
- Международные водительские
права на имя убитого. Паспорт
на имя убитого. Ключи от
автомашины убитого.
- Ты-то откуда знаешь? - прервал
Славину монотонную речь
Пронькин.
- Ключи от неизвестного мне
автомобиля, - невозмутимо
продолжил Слава. - Нехорошие
зеленые денежки. В количестве, -
Слава долго и старательно
считал купюры, но все же,
сбившись, добавил, - в большом
количестве. Клочок бумаги. Дом
номер десять, квартира
двадцать три.
- Это, скорее всего, адрес, -
опять глубокомысленно заметил
младший лейтенант Вася.
- Несомненно, - заговорщицки
подтвердил догадку Васи
рыжеволосый, - и мы по этому
адресу находимся.
- Это уже кое-что, - встрепенулся
майор. - Бабульки, кто у нас
проживает в квартире номер
двадцать три?
- Ядвига Степановна, - хором
ответили старушки.
- Какая Ядвига Степановна? -
сдвинул брови Сорин.
- Скорее всего, это та, которую
товарищ лейтенант отправил в
Казахстан по вашему заданию,
товарищ майор.
Проницательность младшего
лейтенанта была просто
феноменальна.
- Проня? Ты куда дел эту
"белошвейку"? - предельно
строго спросил майор, которого
начало бросать то в жар, то в
холод.
- Во, блин, Пронькин и виноват.
У лейтенанта аж испарина на лбу
выступила.
- Ты, Серега, сам бы потаскал эти
сумки, а потом спрашивал, куда я
эту портниху девал, - обиженно
оправдывался Пронькин.
- Так, хорош. Откуда можно
уехать в Казахстан? - внес
конструктив Слава.
- Да откуда угодно, - сердито
буркнул лейтенант.
- Из аэропорта,
железнодорожного вокзала, с
автовокзала. Наконец, на личном
транспорте или попутке, -
проинформировал коллег
младший лейтенант Вася.
- Пронькин, ты случайно не
спросил ее, где она в
Казахстане остановится, - с
надеждой произнес Сорин.
- Случайно? - переспросил
Пронькин.
- Да. Случайно.
- Нет. Не спросил.
- Ну, хоть что-нибудь спросил?
- Спросил.
- Что?
- Что везет.
- Ну?
- Колбасу, говорит.
- Сам ты колбаса.
Бабульки, умудренные опытом в
даче свидетельских показаний,
понимающе зашушукались:
- Прокольчик у милиционеров
вышел. Протокол-то не
составили.
- А вы все свободны, - отправил
бабулек по домам
раздосадованный майор.
Но, как известно, беда не
приходит одна, в подъезд
ввалились журналисты, алчущие
сенсаций.
- Саша, снимай крупняк, - визжала
лохматенькая девушка с
микрофоном, похожим на клок
сахарной ваты.
- Сергей Николаевич. Товарищ
майор. Что произошло? Кого
сегодня?
- А что, вчера кого-то? -
передразнил визгливый голос
лохматенькой Слава.
- Саша, снимай общий, - никак не
отреагировав на выпад Славы,
девушка уже руководила
телеоператором, направляясь к
бабулькам, приготовившимся
сниматься "для кино".
- Проня, дуй в аэропорт и без
"белошвейки" не
возвращайся. А ты, Василий, на
ж/д вокзал. Не исключено, что
она воспользуется поездом. И
подключите транспортников, -
по-военному отдал распоряжения
Сорин, поняв, что репортеры
своими вопросами нормально
работать не дадут.
- А автовокзал? - с нотками
служебного рвения в голосе
спросил младший лейтенант
Вася, отцентровав ладошкой
слегка великоватую фуражку.
- От нас, младший лейтенант
Опанасенко, только до границы
две тысячи верст. Какая,
извините, дама в ее возрасте на
такое расстояние в автобусе
поедет?
- Тогда, вперед! - встрепенулся
Пронькин, желая поскорее
реабилитировать себя в глазах
коллег.
- До вокзала всего пять
остановок на троллейбусе. Так
что, Василий, ты уж на
общественном транспорте
добирайся. А ты, Проня, возьми
наш уазик. Мы же со Славой
посетим уважаемую фирму
"Телец". Кто освободится,
приезжает в контору и
дожидается всех, - и еще раз
взглянув на убитого, около
которого суетились санитары и
сверкал блиц криминалистов,
майор вышел из подъезда.
***
Натали пребывала в
прекрасном настроении. Она
ехала в редакцию рекламной
газеты дать в завтрашний номер
информацию о начале
деятельности своей фирмы: все
разрешительные документы,
несмотря на препоны и рогатки
чиновников, наконец были у нее
на руках. Она, Наталья
Александровна Тропинина, -
частный детектив!
В то же время по ее телу раз за
разом пробегала легкая дрожь
волнения.
"Интересно, охотники
испытывают такие же чувства,
собираясь за добычей?", -
думал новоиспеченный частный
детектив.
Из динамиков приемника
раздались знакомые позывные
криминальной хроники.
"Так, интересненько, что там
творится у моих потенциальных
клиентов?" - подумала Натали,
увеличивая громкость.
- "Что-что? - прислушалась
Натали. - Павловский,
Тимуровцев, 10. Да это же мой
утренний пассажир!".
Первой реакцией Натали на
услышанное было немедленно
ехать на место происшествия.
Но, с трудом пересилив себя, она
все-таки сначала съездила в
редакцию, чтобы не опоздать с
объявлением, а уж потом
отправилась на Тимуровцев.
Припарковав машину на том же
месте, где они утром расстались
с Павловским, Натали пешком
дошла до злополучного дома.
Подъезд, в котором произошло
убийство, определить было
несложно: около него стояла
небольшая кучка народа и что-то
с жаром обсуждала, скорее
всего, преступность как
глобальную проблему
человечества.
"Надо бы поскромнее
одеваться", - подумала
Натали, поежившись под
похотливыми взглядами
мужичков, вперивших глаза в ее
стройные ножки.
Достав просроченное
удостоверение местной газеты,
подаренное ей как-то знакомым
журналистом-забулдыгой, она,
нисколько не сомневаясь в том,
что смотреть его никто не
будет, представилась:
- Агнесса Шелкопёрова.
Корреспондент. Не могли бы вы
рассказать для нашей газеты о
происшествии в вашем доме?
"Аборигены"
демонстративно замолчали,
дескать, надоели уж эти
корреспондентишки, но, с минуту
помедлив, начали наперебой
вводить "журналистку" в
курс дела. Натали понимала, что
с каждым разом рассказ
обрастал новыми подробностями,
которые рождались буквально по
ходу повествования, и все-таки
это была ценная для неё
информация.
- С вашего позволения, я пройду
в подъезд посмотреть на место
преступления, - вежливо
спросила Натали.
- А чо там смотреть, - махнула
рукой одна из старушек, -
милиция уж все вышарила.
- Но, смилостивившись,
разрешила:
- Ну иди, коль любопытно.
Подъезд был сырой и вонючий:
уборкой его не жаловали.
Ядовито-зеленая краска на
стенах была тщательно
исцарапана и расписана
подрастающим будущим страны.
Убогость познания русского
языка в плане орфографии была
столь вопиюща, что даже в
простецком слове из трех букв
оно умудрялось делать четыре
ошибки: "Петька исчо рас
напишеш чтонибуть - убью!".
Первое впечатление, которое
сложилось у Натали о жильцах
подъезда, - временщики с
постоянной пропиской. Кровь на
ступенях, правда, уже кто-то
замыл.
Натали тщательно осмотрела
ступеньки и стены первых трех
этажей, но ничего
заслуживающего внимания не
нашла. Тогда она стала
подниматься выше. Между
четвертым и пятым этажами на
подоконнике она увидела
коробку из- под женских сапог.
"Интересная коробочка, -
рассматривая находку, подумала
Натали. - Ленинградская обувная
фабрика, сапоги женские, сорок
третий размер. Ого, какие здесь
"золушки" живут".
Прихватив с собой коробку,
Натали спустилась к
продолжающим стоять жильцам.
"Разговоров им сейчас на
десять лет хватит", -
подумала Натали, вслух же
шутливо спросила:
- Это какая же женщина у вас в
подъезде такую обувь носит -
сорок третий размер?
- Да вы что? У нас все женщины
миниатюрные. Разве что Оксанка
у Любы? - высказала
предположение все та же
активная старушка.
- У Оксанки тридцать восьмой, -
со знанием дела возразила
старушке одна из женщин. - Это,
небось, бичи оставили. У них
есть манера по подъездам
ошиваться.
Раскланявшись с почтенной
публикой, Натали направилась к
машине.
В том, что эту коробку оставили
бичи, Натали сильно
сомневалась.
***
В холле особняка, в котором
размещался "Телец",
детективов встретили крепкие
симпатичные молодые люди в
строгих темных костюмах. Без
лишних вопросов они провели их
в глубь здания, где находился
кабинет президента фирмы.
В коридоре, как и за дверями
многочисленных, расположенных
по его сторонам кабинетов
стояла звенящая тишина.
Широко отворив перед
милиционерами массивные, цвета
мореного дуба двери с витыми
позолоченными ручками,
охранники пригласили их войти.
В необъятной приемной с
серо-голубыми стенами, на
которых висело несколько
картин громадных размеров,
почти не было мебели. Паркетный
пол был начищен до такой
степени, что стол секретаря и с
десяток стульев, выполненных в
стиле современного модерна,
казалось, парили в воздухе над
его зеркальной поверхностью.
По углам стояли необыкновенной
красоты вазоны с живой
экзотической растительностью.
Матовый свет, просачиваясь
сквозь подвесной потолок,
создавал иллюзию небесной
бесконечности. За столом, на
фоне закрытого жалюзи окна,
беззвучно рыдала секретарша,
звеня обилием золотых
украшений всевозможных форм и
размеров.
Слава в ботинках и свитере,
купленных ему матерью еще до
поступления в юридический,
чувствовал себя дворником на
приеме у министра, а потому с
первых минут пребывания в
"Тельце" в нем боролись
два нестерпимых желания:
первое - разуться, второе -
дернуть отсюда. Но тут он
почему-то вспомнил, что
закончил школу с золотой
медалью, и, посмотрев на лицо
Сорина, невозмутимо
разглядывавшего морской
пейзаж не известного ему
автора, успокоился.
Кроме них и убивающейся
секретарши, в приемной
никого не было. Пауза
затягивалась. Наконец,
двери, расположенные
напротив кабинета с
табличкой
"Президент", бесшумно
отворились, и перед
Сориным и Славой появился
черный, отменного качества
костюм, надетый на хилого
юношу с лицом греческого
божества, отвечающего за
искусство. Тонкие пальцы,
сцепленные на груди в
замок, казались белее
манжет безупречной
белизны сорочки. Весь,
словно сотканный из песен
Вертинского, он являл
собой эталон скорби.
- Мы всё знаем, - остановил он
открывшего было рот Сорина
тихим, но приятным
поставленным голосом и жестом
пригласил за собой.
Кабинет опечаленного юноши был
обставлен в том же стиле, что и
приемная, только картины
содержали сюжеты, рожденные
больным воображением великого
Гойи.
- Трагическое известие, которое
мы получили перед самым вашим
приходом, буквально потрясло
всех сотрудников фирмы.
Заверяю вас, что мы приложим
все усилия к тому, чтобы найти
негодяя, покусившегося на
жизнь горячо любимого нами
Ивана Ивановича, и воздадим ему
сполна за содеянное.
С трудом дослушав до конца
монолог молодого человека,
Сорин вновь попытался открыть
рот:
- Я хотел бы у вас спросить...
- Ах, да. Извините, меня зовут
Сергей Владимирович Френкель.
Я являюсь вице-президентом
фирмы "Телец" и личным
другом семьи господина
Павловского.
- Майор Сорин Сергей
Николаевич, следователь. А это
старший лейтенант Максимов.
- Очень приятно. Мне уже
доложили о вас.
- Сергей Владимирович, к кому и
зачем мог поехать Павловский
сегодня утром на улицу
Тимуровцев в дом номер десять? -
Сорин решил без нужды не
сообщать кому-либо о клочке
бумаги с адресом, найденном в
пальто убитого.
- К сожалению, он не поставил
меня в известность, что
собирается навестить кого-то.
Возможно, на этот вопрос сможет
ответить Людмила Георгиевна,
жена Ивана Ивановича.
- Почему он поехал один? У
Павловского была личная
охрана?
- Дело в том, что Камил, личный
шофер Ивана Ивановича,
исполняет и функцию
телохранителя. Почему его не
было рядом с Иваном Ивановичем,
я не знаю.
- Как нам поговорить с
водителем? Где он сейчас?
- Мне это тоже очень хотелось бы
знать, где он сейчас. Я уже
распорядился, чтобы его нашли. -
И задумчиво добавил: - Живого
или мертвого.
- Лучше живого, - вставил слово
Слава.
- Да, конечно, - не удостоив
взглядом Максимова, согласился
юноша. - Если у вас нет больше
вопросов, то...
- К сожалению, вопросы есть. Кто,
по вашему мнению, мог решиться
на столь дерзкий поступок? Ведь
Павловский - видный и
влиятельный человек в городе и
вашей отрасли, - все так же
вежливо продолжил разговор
Сорин, хотя этот сопляк ему
изрядно надоел.
- Явных врагов у нашей фирмы
нет. Конкурентов, по крайней
мере легальных, - тоже.
- Были ли угрозы в адрес
президента вашей фирмы?
Вымогатели, бандиты?
- У нас серьезная фирма. Вопросы
решаются быстро. Хотя все может
быть. Но Иван Иванович мне не
говорил, что у него возникли
проблемы.
- Ну, а личные враги? Обиды?
Месть за старое?
- Простите, я вас не пойму?
- Но вы же сами сказали, что вы,
Сергей Владимирович, личный
друг семьи Павловских...
- Вот вы о чем. Да, друг, но не
настолько. Точнее сказать,
наверное, не настолько, чтобы
делиться со мной информацией
столь интимного характера.
- Господа, - Френкель
многозначительно поглядел на
часы, - трагедия, случившаяся с
нашим президентом, несмотря на
весь свой ужас, не должна
ломать график работы фирмы.
Через полчаса у меня очень
важная встреча, к которой я
должен тщательно
подготовиться. Каждый наш
сотрудник, в том числе и я,
ответит на любой ваш вопрос в
любое время, если он не занят
делами фирмы.
- Сергей Владимирович, у вас
есть высокие сапоги? - вставил
свой вопрос Слава, от которого
жарко в первую очередь стало
Сорину.
- Это имеет какое-то значение?
- Некоторым образом, - сказал
Слава.
- Да, ковбойские. Мне их Иван
Иванович привез из Штатов.
- Когда вы надевали их в
последний раз?
- Вы считаете, что я могу надеть
ковбойские сапоги? Все, больше
никаких вопросов.
- Еще один, и мы уходим. Во
сколько сегодня вы пришли на
работу? - спросил Сорин.
- В девять двадцать.
- То есть опоздали.
- Да, если хотите.
- Не могли бы вы назвать
причину?
- У гостиницы случайно встретил
однокашника. Пришлось
задержаться.
- Вы с ним учились в школе?
- Нет. В институте. Он учился на
параллельном факультете.
Фамилия его Ерохин. Зовут
Владимир. Где живет и где
работает - не знаю. Точнее, он
нигде не работает. Просился на
работу. Возможно, скоро
позвонит.
- Как только позвонит, сообщите
нам, чтобы мы кое-что у него
уточнили. Это в ваших
интересах.
Двери вновь бесшумно
отворились.
- Вас проводят, - кивнул
Френкель на охранников,
появившихся в проеме дверей,
как джинны из бутылки.
Все время, пока шел разговор,
внутри Славы кипел
рабоче-крестьянский суп,
приправленный врожденной
ненавистью к буржуям, о которых
он читал в детстве в
произведениях Аркадия Гайдара.
Ему страшно хотелось сказать
какую-нибудь гадость этому
рафинированному молодчику.
Выходя из кабинета, Слава
обернулся на Френкеля:
- Надеюсь, это подлинники?
- Вы о чем? - спросил, не поднимая
головы от бумаг, юноша.
- О картинах.
- У нас, молодой человек, все
подлинное.
- Нет, ты видел? У этого сухого
корма в кабинете висит Гойя, -
возмущенно прошептал Слава
Сорину в коридоре.
- Врет, наверное. Или подсунули
ему липу, а он и рад, как лох.
Помнишь анекдот, как у нового
русского две "Моны Лизы"
висели: одна в туалете, а другая
в ванной, и обе подлинники. И
это без учета той, что в Лувре.
- А с дверями у него фокус
классно получился, прямо как у
Копперфильда.
- Дешевая штучка. Ты что, не
слышал, как он под столом
ножками сучил?
- А я-то думал...
Слава удовлетворенно хихикнул
и жить ему стало намного
приятней.
Никакой ответственной встречи,
как правильно и подозревал
Сорин, у Френкеля на
сегодняшний день
запланировано не было. Ему
просто-напросто хотелось
собраться с мыслями: что делать
дальше? Несмотря на свой
изощренный ум, вице-президент
еще не мог до конца понять, что
сулила ему смерть шефа.
Из тяжелых раздумий его вывел
телефонный звонок. С минуту
помедлив (сейчас любая новость
могла стать роковой), Сергей
Владимирович поднял трубку:
- Френкель слушает.
- Алло! Сергей Владимирович? -
Френкель без труда узнал голос
шофера президента Камила
Насырова. - Ну у наших и шуточки.
Говорят, в хозяина стреляли. Да
и вы хороши. Пришлось три сотни
километров намотать.
- Я вас не понял, Камил. Вы о чем?
- Как, разве не вы мне звонили
насчет матери?
- Какой матери? Вы что-то
путаете, Камил.
- Тогда извините. А то я...
- Хватит бредить. Лучше скажите,
где находитесь и как узнали о
нашей трагедии.
- На окружной, у заправки. Когда
заправлялся, видел Пашку с
"Ауди". Он и сказал.
- Нет, Камил, Павел не обманул
вас. А теперь слушайте меня
внимательно. Вам нельзя
появляться в фирме. У милиции
есть подозрение о вашей
причастности к убийству.
Спрашивали, почему вас не было
рядом с Иваном Ивановичем, куда
вы пропали и многое другое.
- Но вы же знаете...
- Что я должен был знать? Могли
бы мне позвонить, что у вас
проблемы, а не оставлять Ивана
Ивановича.
- Да он сам мне предложил сразу
ехать. Он хотел на джипе
прокатиться.
- Еще раз повторяю, слушайте
меня внимательно. Пока на вас
не объявили розыск, езжайте
прямиком на нашу заимку. О ней,
кроме меня, с сегодняшнего дня
никто не знает. И ждите. И
купите еды побольше. Сколько
это продлится - одному Богу
известно.
- Но...
- Повторять больше не буду. И
смотрите, я ведь тоже не уверен
в вашей безгрешности, а это
страшнее милиции.
- Понял, шеф.
- Умница, - Френкель положил
трубку. За все время разговора
у него на лице не дрогнул ни
один мускул. Но то, что
оптимизма ему этот разговор не
добавил, было заметно.
***
С ладко зевая и потягиваясь,
Люсечка нежилась в кровати,
думая о приятном.
Машинально протянув руку к
дистанционному пульту, она
включила телевизор.
- О, Боже!
На экране она увидела лежащего
человека, очень похожего на
мужа.
- Сегодня в районе девяти часов
утра в подъезде жилого дома в
упор был застрелян известный
бизнесмен Павловский, -
бесстрастно вещал диктор. -
Свидетельства очевидцев, к
сожалению, противоречивы и не
позволяют воссоздать полную
картину преступления. Человек,
подозреваемый в убийстве,
разыскивается.
Несколько минут Люсечка, не
шевелясь, сидела на кровати с
обиженным лицом. Затем оно
искривилось в жуткую гримасу, и
слезы потоком брызнули из глаз.
Сколько времени она бы рыдала,
сказать трудно, но тут раздался
звонок в прихожей. Ничего не
соображая, Люсечка пошла
открывать. Не спросив по
домофону, кто пришел, она
нажала кнопку автоматического
замка калитки.
В парадную вошли двое мужчин:
- Мы из милиции. Вы Людмила
Георгиевна Павловская?
Извините, но нам необходимо
срочно задать вам несколько
неотложных вопросов.
- Проходите, - вытирая слезы
рукавом халата, пригласила
милиционеров хозяйка дома.
- Следователь Сорин, а это
старший лейтенант Максимов, -
представился майор, усаживаясь
в предложенное Люсечкой
кресло.
- Видимо, вам уже позвонили с
работы мужа?
- Нет. У меня, наверное, был
отключен телефон, - соврала
Люсечка, стыдясь признаться,
что обычно спит до обеда и
телефона не слышит. - О Ване я
узнала из телевизора.
Сорин облегченно вздохнул.
Сообщение подобных известий
всегда было для него сродни
наказанию:
- Коль вам все известно, скажите
вот что: не собирался ли ваш муж
заехать куда-нибудь по дороге
на службу?
- Нет. Мне ничего об этом
неизвестно, - опять соврала
Люсечка. Ее изворотливый
женский ум сразу сообразил:
если она расскажет, что именно
она послала мужа на эту улицу
за этой чертовой лисой, ее же
сразу заподозрят в убийстве
или сговоре.
Сорин задал еще несколько
дежурных вопросов и, не получив
вразумительных ответов,
вопросительно посмотрел на
Славу:
- Если у вас нет вопросов к
Людмиле Георгиевне...
- Нет - нет, - поспешил ответить
Слава.
- Мы очень рассчитываем на вашу
помощь. Если что-то вспомните,
звоните по этому телефону. И
постарайтесь в ближайшее время
никуда не уезжать, - вручая
карточку, ни к селу ни к городу
сказал Сорин. И уже выйдя из
дома добавил:
- Какой женщины лишился
господин Павловский.
- Да, уж, - поддакнул Слава. И они,
одновременно глубоко вздохнув,
отправились в контору.
***
- По какому поводу скорбные
лица, господа? - Сорину явно не
понравились кислые мины
оперуполномоченных, сидящих в
отделе строго по своим местам,
аккуратно, как провинившиеся
школьники начальных классов,
сложив в стопочку руки.
- Сейчас Вася тебе все доложит.
Он у нас мастак докладывать, -
глядя в окно, отстраненно
проговорил Пронькин.
- Я как офицер...
- Ну какой ты, в задницу, офицер,
Вася? - перебил младшего
лейтенанта Пронькин.
- Я протестую против такого
обращения с коллегами по
работе, - скороговоркой выпалил
Василий и замолчал с таким
видом, как будто замолчал
навсегда.
- Слав, ты что-нибудь понял? Мы
там с тобой, понимаешь, от
буржуев пытку богатством и
изобилием терпим, а эти гарны
хлопцы из ментуры тут об
офицерской чести рассуждают, -
Сорин, набив трубку,
вопросительно посмотрел на
Пронькина. - Так, по порядку и
без эмоций. Где белошвейка?
- Улетела.
- Куда улетела?
- В Алмааты улетела.
- Хорошо. А почему ты ее не
задержал?
- Почему, почему. Не успел.
Движок у "дежурки"
застучал.
- А что, попуток не было?
- А они останавливаются?
- В форме на работу ходить надо,
- не выдержав, выдал совет
Василий.
- А ты молчи, враг, - огрызнулся
Пронькин.
- Так, с белошвейкой ясно, -
подытожил майор:
- А сейчас, Василий, расскажи,
чем ты так, не побоюсь этого
слова, возбудил лейтенанта
Пронькина?
- Я, товарищ майор, доложил
начальству о наших просчетах
при осмотре места
происшествия.
- То есть о моих просчетах?
- Нет, я сказал, о наших
просчетах.
- И каких, если не секрет?
- В протоколе не была отражена
полная картина обстоятельств
дела. Например, ни- чего не
сказано об Ядвиге Степановне
Вороновой.
- Гляди-ка, запомнил. Но мы-то о
ней не забыли, - опять вскипел
Пронькин.
- Вы чувствуете свою вину и
потому злитесь, товарищ
лейтенант.
- Серега, лучше закрой мой
пистолет в оружейку или я ...
- Проня, успокойся. Что сделано,
то сделано. Что начальство,
нервничает?
- А начальство сейчас будет
иметь тебя по полной программе,
- участливо сообщил Пронькин. -
Я вот уже час хожу
одухотворенный. Нет, ты скажи,
Вася, кто тебя за язык тянул?
Слава, все это время скромно
молчавший, вышел на середину
кабинета, откашлялся и с
пафосом, достойным Платона,
изрек:
- А не выпить ли нам, господа,
водки? Так сказать, за чистоту
рядов и помыслов наших?
От слов Славы в кабинете
воцарилась тишина.
- Не вижу причины, - кашлянув в
унисон Славе, нарушил молчание
Сорин и, выдержав паузу,
добавил, - отказать себе в таком
удовольствии. Голосуем.
Трое в штатском дружно подняли
руки.
- А ты где будешь материалы для
докладов собирать? - строго
спросил Сорин Васю.
- Ну, если только после работы...
- Мы, Вася, всегда на работе. Так
что привыкай жить, не выпуская
из рук рюмки и пистолета, -
торжественно посоветовал
младшему лейтенанту Пронькин. -
Или я не прав, братаны?
Все согласно кивнули.
- Пойдем ко мне. Пить будем
много, но аккуратно. Только
вначале мне нужно кое о чем
посоветоваться с шефом, -
сказал голосом Папанова Сорин.
- Всем ждать в аллейке.
И, выбив трубку о край
обшарпанного стола, майор
отправился на экзекуцию.
"Обласканный" начальством
Сорин весь вечер поднимал
бокалы за младший офицерский
состав - опору порядка в
правоохранительных органах. А
его тосты во славу отеческой
заботы руководства о своих
нерадивых подчиненных были
настолько витиеваты и
проникновенны, что даже
захмелевший Вася,
непоколебимый борец с
преступностью, слушая майора,
обронил скупую милицейскую
слезу. Короче говоря - Сорин был
в ударе.
Вечеринка подходила к своему
логическому завершению. Окурки
мирно соседствовали с
недоеденными шпротами, а
пролитый томатный сок, как
свежая рана, густо алел на
сравнительно белой, для
хозяина-холостяка, скатерти.
Взлохмаченный Слава,
уединившись с Сориным на кухне,
колупал ногтем край стола
ветхого гарнитурчика, какими в
свое время были обставлены
цитадели приготовления пищи
наиболее шустрых советских
граждан. Когда друзья
спрашивали у Сорина, почему он
не сменит эту рухлядь, он гордо
отвечал, что это первая и
единственная взятка в его
жизни, а потому дорога как
память. А вот за что его
посетила такая радость, он
скромно умалчивал. А дело было
так. Лет двадцать назад
директора небольшой мебельной
фабрики обвинили в хищении
социмущества. Следствие
длилось почти год, пока
материалы дела не попали в руки
к Сорину. Разобравшись, он снял
с директора все обвинения.
Растроганный руководитель
мебельного производства на
радостях предложил молодому
следователю купить дефицитный
гарнитур его фабрики вне
очереди. Приобретение Сорина
не прошло незамеченным
бдительными сослуживцами и
стоило ему строгого выговора
по служебной линии.
Итак, Слава, колупая ногтем
стол, напряженно вглядывался в
содержимое недопитой бутылки.
С трудом следя за ходом мысли
майора, он уже из последних сил
пытался поддержать разговор.
У Сорина была привычка
придумывать подозреваемым
прозвища. Не избежал этой
участи и вице-президент
Френкель - однофамилец
известного
композитора-песенника.
- Если это "композитор", то
проблем не будет, - не преминул
воспользоваться устным
творчеством шефа Слава.
- При чем здесь он? Ну зам. Ну
друг семьи. Вид как у педика.
Это, Слава, еще не криминал, -
Сорин недовольно посмотрел на
Максимова.
- А сапоги? - как можно
убедительнее и торжественнее
сказал Слава, оторвав взгляд от
бутылки.
- У тебя есть высокие сапоги?
- Есть. Резиновые. Я в них на
рыбалку езжу.
- Вот видишь, даже у тебя есть
высокие сапоги.
- А белошвейка? Хотя, я думаю,
она в этом деле статистка. Ты
ведь видел ее глупую рожу. Хе!
Ну и лоханулись мы с ней.
- Может, это и к лучшему. Горячку
пороть не будем. А то, что она в
этом деле ни при чем, ты
абсолютно прав. Торчать на
месте убийства - для такой дамы
слишком круто. Никаких
сомнений и в том, что она
действительно уехала в гости:
квартирку-то она не продала. Я
проверил. А раз так, появится
наша белошвейка не позже, чем
через пару недель. Если,
конечно, раньше с сеструлей не
повздорит. А вот клиентов ее
пока пошерстить не мешало бы.
- С кого начнем? Опять с
маразматичных бабулек?
- Бабульки что надо. Узнай-ка у
них насчет жены Павловского.
- А я так понял, что она не в
курсе про белошвейку?
- Слава, может, это ее большой
секрет. Как, впрочем, и
"композитора".
- Понял, шеф. А ты заметил, -
Слава переключился на другую
тему, - в последнее время водка
перестала бензином пахнуть.
- У бензина, Слава, сейчас такая
цена, что скорее он водкой
пахнуть будет. Только, если мне
не изменяет память, она пахла
ацетоном.
- И ацетоном тоже, - согласился
Слава и вздрогнул всем телом.
Пока Сорин со Славой судачили о
достоинствах спиртных
напитков, Пронькин в прихожей,
цепляясь за вешалку,
философствовал перед стоящим
пред ним, как стойкий оловянный
солдатик, Васей на предмет его
сегодняшнего проступка. При
этом он тщетно пытался попасть
ногой в ботинок:
- Вот ты, Вася, поступил сегодня,
казалось бы, правильно, доложив
начальству о нашем
микроскопическом недочете при
составлении протокола. А
хорошо ли это по отношению к
нам, твоим, говоря с большим
сомнением, товарищам по работе?
- Нехорошо.
- Правильно. Какой вывод?
- Поступать правильно
нехорошо.
- То-то же. Поступить
хорошо, Вася, это вовсе не
значит поступить
правильно, потому как
поступая правильно, ты
никогда не поступишь
хорошо. Осознал?
- Осознал, - кивнув головой
как буденовская лошадь,
пролепетал Вася.
Но "правильному" Васе
этот вывод показался
сомнительным и, встав на
коленки, он натянул
ботинок на ватную ногу
Пронькина.
- Вот я тебе, как старшему
товарищу, попавшему в трудное
положение, помог обуться - это
правильно?
- Правильно.
- А это хорошо?
- Без сомнения.
- Неувязочка получается,
товарищ лейтенант, - ехидненько
улыбнулся Вася.
- Исключение подтверждает
правило! - подняв над головой
указательный палец,
многозначительно изрек не
растерявшийся Пронькин и,
оттолкнувшись задницей от
стены, упал в объятия вышедшего
проводить собутыльников
Сорина.
- Тяжел, бродяга, - майор,
встряхнув рыжеволосого,
попытался придать ему
вертикальное положение.
- Серега, все нормалек. Вызывай
транспортное средство.
Дежурная машина все еще была на
ремонте. Зато такси, что можно
смело отнести ко второй, после
качества водки, хорошей
примете нашего времени, не
заставило себя долго ждать, и
коллеги, тепло попрощавшись с
хозяином, разъехались, кто
куда.
